Томский в Туркестане

(Из книги Чартерса Уинна «Умеренный большевик Михаил Томский». Бостон / Санкт-Петербург, 2025. С. 179-203)

Предисловие оцифровщика

Ниже идет текст об одном малоизвестном безобразии большевиков — разорении и выселении русских колонистов из Средней Азии в 1920-1921 гг. Пострадало порядка полумиллиона человек. Их лишили земли, скота, инвентаря и отправили в неизвестность: кого обратно в Россию, кого в Голодную степь, а кто-то добровольно переселился в Китай, подальше от советской власти.

Я об этом эпизоде узнал несколько месяцев назад непроизвольно, читая биографию Михаила Томского. Сюжет принадлежит к категории «не скрывается, но и не афишируется». Специалисты об этих событиях знают, а вот если расковырять эту «ваву» на глазах у широкой общественности, такое бурление может начаться… Хорошо, что на моем канале не так много подписчиков.

Фактов о жестокостях, проявленных по отношению к русским колонистам, в нижеследующем тексте не так много, скорее намеки. Зато хорошо показано отношение к событиям в Туркестане главарей большевистской верхушки, на фоне которых людоед Ленин возвышается Монбланом. Ему и еврей Иоффе, и осетин Сталин говорят, что с русскими в Средней Азии творится что-то неладное, причем во времена, когда уже проводится политика нэпа, репрессии времен военного коммунизма ушли в прошлое, а стране как никогда нужен хлеб (в Поволжье-то голод как раз в это время). А Ильич знай себе прикрывает своего психованного башибузука Сафарова, знай скармливает ему один за другим драгоценные островки оседлого, цивилизованного земледелия в безбрежной кочевнической стихии. Вот где степняцкие корни-то взыграли! И ведь до последнего держался, уберег Сафарова от ответственности вопреки мнению ЦК. Разве что поругал, да и то не за жестокость, а за недостаточную методичность в разорении русских колонистов.

Главным персонажем повествования является один из титанов большевизма — Михаил Томский. Он едет в Туркестан «наводить порядок» и, кажется, начинает там понимать, во что обходится народу, представителем которого он является, «пролетарский интернационализм». Кстати, в среднеазиатскую «почетную ссылку» его отправили после того, как он слишком рьяно для представителя своей партии защищал права русских рабочих во время Дискуссии о профсоюзах.

Томский путешествовал по региону, следя за земельными и водными реформами в Семиречье, Сырдарье и Фергане и организовывая местное водное хозяйство. В результате в 1921 г. орошаемая сельскохозяйственная площадь увеличилась почти на 300000 акров. Хотя это составляло лишь около половины ранее орошаемых земель, усилия Томского помогли обратить вспять тенденцию к снижению хлопководства в Туркестане и создать благоприятные условия для его возрождения.

Но наиболее значительные последствия для Томского имело то, что практически сразу по прибытии в Туркестан у него начались конфликты с Сафаровым. Этот чрезвычайно энергичный старый большевик, наполовину армянин, наполовину поляк, уже несколько месяцев занимал пост политического комиссара агитационного поезда «Красный Восток», на котором он прибыл в Туркестан в ноябре 1919 года. Будучи возмущенным доминированием европейцев над коренным населением, а также выполняя поручение Ленина «установить товарищеские отношения с народами Туркестана» и «искоренить все следы великорусского империализма», Сафаров быстро стал главным советским защитником мусульманского населения Ташкента. Но после прибытия Томского он оказался вынужденным служить под началом последнего в Турккомиссии.

Для Томского было опасным вступать в конфликт с Сафаровым, поскольку тот был давним другом и близким соратником Ленина, явно ценившего его весьма высоко. Хотя и Сафаров, и Томский работали с Лениным еще до революции, Сафаров поддерживал с ним гораздо более тесные личные отношения. Сафаров и его жена Валентина периодически общались с Лениным и его женой Н.К. Крупской в Западной Европе, тогда как Томский все это время находился в сибирской ссылке. На недавнем, Х съезде партии Ленин поручил Сафарову представить содоклад к докладу Сталина по национальному вопросу, где он осуждал сохранение колониальных отношений между русскими и коренным населением Туркестана. В ответ на утверждение Сталина, что при советском режиме «нет уже ни господствующих, ни бесправных национальностей, ни метрополии, ни колоний», Сафаров добился того, что резолюция, вопреки возражениям Сталина, была дополнена пунктом о поддержке национального культурного самоопределения для народов советского Востока. Сафаров предложил рассматривать Туркестан как лабораторию советских взглядов на «национальный вопрос». Он также призвал выселить из Туркестана все «русское переселенческое и казачье кулачье».

Не только Томскому было чрезвычайно трудно работать с Сафаровым. Известно, что последний иногда впадал в ярость и атаковал других членов Турккомиссии. Временами казалось, что он страдает каким-то помешательством. Ряд членов Турккомиссии некоторе время призывали Ленина исключить его оттуда. Большинство большевиков выступали против Сафарова, причем и Рудзутак, и Петерс осуждали то, что они называли «сафаровщиной». Примечательно, что даже Петерс, который на посту заместителя председателя ВЧК никогда не чурался беспощадного массового террора, был потрясен методами Сафарова. Сразу по прибытии Томского Петерс поехал в Москву, чтобы попытаться отстранить Сафарова от работы в Турккомиссии. Хотя ранее ЦК фактически обвинил Сафарова в «экстремизме», политбюро отказалось исключить его из Турккомиссии. Расстроенный Томский сказал Ленину, что для успеха в Ташкенте, помимо полной поддержки ЦК, ему необходимо, чтобы Сафаров был отозван, а комиссия укомплектована дисциплинированными и способными функционерами. «Не забывайте, — смело писал Томский Ленину, — что я здесь полномочный представитель Совнаркома». Томский был полон решимости у дать понять Ленину, что не собирается, будучи главой Турккомиссии подчиняться ему беспрекословно.

Помимо личных разногласий, конфликт между Томским и Сафаровым возник из-за большого числа в Туркестане славянских переселенцев. Эти крестьяне начали появляться в Туркестане после 1860-х годов, а особенно с 1907 года — в результате столыпинской аграрной реформы, побудившей их искать лучшей жизни, расселяясь как в Сибири, так и в Туркестане. Поощрение массовой миграции из европейской части Российской империи привлекло в том числе украинцев, немцев, казаков и прочих, но источники обычно называют всех этих пионеров просто русскими, в том числе потому, что последние составляли среди них подавляющее большинство. Благодаря завершению в 1906 году строительства железной дороги Оренбург — Ташкент спонсируемая государством программа переселения привлекла к переезду в Туркестан почти 2 млн. обедневших крестьян, чтобы распахивать пастбища, экспроприированные царским правительством у скотоводческих кочевых племен. Царское правительство способствовало крестьянскому переселению как для уменьшения социальных и экономических волнений в малоземельных регионах европейской части России, так и для укрепления колониальной власти над своими азиатскими приграничными землями. По словам одного историка, в результате исторического сдвига эта территория, место, долгое время олицетворявшее скотоводство, то есть выпас животных, теперь стало а населенным, помимо скотоводов, многочисленными представителями оседлых народов.

Только в предгорьях и горных долинах Семиречья, куда поселенцы перемещались в основном ради относительно обильной земли и плодородных почв, к 1914 году они получили более 2 млн. акров, которые царская комиссия сочла слишком ценными, чтобы тратить их на выпас скота. Кроме того, некоторые совершенно обездоленные поселенцы арендовали землю у семейных кланов, которые присваивали за это прибыль. Все это происходило из-за обедневших кочевников. Ввиду резкого увеличения числа колонистов нарушилось равновесие между населением и размером пастбищ, что привело к частичному отказу коренного населения от кочевого образа жизни, существовавшего 4000 лет. У кочевников часто не было иного выбора, кроме как становиться поденщиками на фермах своих собратьев-мусульман или русских.

Схоже с тем процессом, который происходил в Соединенных Штатах, многие из переселенцев прибывали в Туркестан хорошо вооруженными, а также получали от правительства тысячи винтовок на случай предсказуемых этнических конфликтов. Они присоединялись к правительственным войскам, жестоко подавлявшим восстания коренного населения. По словам историка Дэниела Брауэра, «их презрение к кочевникам сделало использование этого оружия плевым делом. Как во время восстания 1916 года, таки после захвата власти большевиками некоторые русские фермеры в Семиречье воспользовались возможностью насильственно отобрать дополнительную землю, имущество и скот у оседлых и кочевых жителей Средней Азии, убивая их в случае сопротивления. Местные советские власти первоначально поддерживали поселенцев (по крайней мере, частично) в надежде добыть зерно во время голода 1917-1918 годов.

Чтобы попытаться обратить вспять последствия колонизации степи, в июне 1920 года Сафаров предложил развернуть в Туркестане земельную реформу, что в некотором смысле предвосхищало порочную сталинскую политику раскулачивания впервой половине 1930-х годов. В ноябре 1919 года Турккомиссия постановила, что необходимо изгнать из Туркестана большое количество русских поселенцев, помимо царской полиции, государственных чиновников и собственников крупных предприятий, уже отправленных в лагеря. Но высылка не осуществлялась до тех пор, Пока в январе 1921 года Сафаров не начал безжалостно реализовывать свою политику земельной реформы. В этом он вряд ли был одиночкой. Директива из Москвы санкционировала политику землеустроительства для решения проблемы «неравных отношении» между русскими поселенцами и коренным населением. Целью было избавить Туркестан от. «кулачества» и вдохновить коренное население отказаться от кочевничества в пользу более оседлого образа жизни. По словам одного историка, «большевики считали оседлый образ жизни более прогрессивным, чем кочевой, а земледельческую экономику — полезной для советского проекта». Советские власти также полагали, что конфискация принадлежавших поселенцам земель поможет подорвать влияние лидеров богатых кланов.

Таким образом, программа земельной реформы была направлена на то, чтобы отобрать у «хищных великорусских кулаков» их «лишние» земли с целью перераспределения среди коренного населения‚ которое в среднем владело ничтожным процентом земли. Если на одного коренного жителя приходилось 0,21 десятины пахотной земли, то переселенцы владели 3,17 десятины. Хотя многие из бедных мигрантов потерпели в Туркестане неудачу и вернулись в Европейскую Россию или на Украину, считалось, что наиболее процветающие славянские поселенцы в Семиречье нанимали десятки батраков и владели сотнями голов крупного рогатого скота. Однако чаще всего поселенцы были далеко не так богаты: до Первой мировой войны у них было в среднем по три лошади и коровы.

Сафаров быстро приступил к разоружению, а затем к насильственной депортации славянского «кулацкого элемента» и перераспределению отобранного имущества, скота и инвентаря. Сафаров, имевший очень туманные представления о том, кто такие кулаки, в их выявлении часто опирался на доносы сомнительных личностей, которые утверждали, что в Туркестане сотни тысяч кулаков. Усилия Сафарова копировали то, что большевики считали «успешной» операцией 1920 года в степях Северного Кавказа, где бедные чеченчы получили землю, экспроприированную у казачьих «кулаков». Первоначальные планы изгнания из Туркестана предполагали перемещение 6000 семей, то есть примерно 35 000 человек, и запрет на любое дальнейшее поселение славян в Туркестане. Весной 1921 года бедным мусульманам начали выделять землю, включая пастбища, скот и сельскохозяйственные орудия, конфискованные у «кулаков-колонизаторов» в Семиречье и Сырдарье. Столкнувшись с такой угрожающей перспективой, многие поселенцы возвратились в европейскую часть России по собственному желанию.

Томский и Сафаров представляли в партии большевиков полярные противоположности. Хотя Томский, возможно, слишком заботился о поселенцах, когда они подвергались нападкам, Сафаров был настоящим фанатиком и к тому времени состоявшимся политическим деятелем. Как мы видели, славянские поселенцы захватили земли туркестанцев и часто обращались с последними грубо, иногда даже жестоко, что, должно быть, быстро понял Томский. Но, как бы ни было важно провести земельную реформу, чтобы положить конец десятилетиям царского поселенческого колониализма, а особенно с учетом мечты Ленина заручиться поддержкой мусульман, Сафаров часто вел себя как эмоционально неуравновешенный тиран. Это глубоко оскорбило умеренные чувства Томского. Во время операций, которыми. руководил лично Сафаров, часто переключавшийся в такие моменты между ношением пробкового шлема британского образца и рабочей фуражки, он любил расправляться со славянскими крестьянами и местными советскими чиновниками, которые не поддержали его. На сходах местных киргизов, куда он являлся поддержкой мусульман, Сафаров часто вел себя как эмоционально неуравновешенный тиран. Это глубоко оскорбило умеренные чувства Томского. Во время операций, которыми. руководил лично Сафаров, часто переключавшийся в такие моменты между ношением пробкового шлема британского образца и рабочей фуражки, он любил расправляться со славянскими крестьянами и местными советскими чиновниками, которые не поддержали его. На сходах местных киргизов, куда он являлся в сопровождении армии, Сафаров называл их ублюдками, идиотами, жуликами и мошенниками. Сафаров подвергал влиятельных славянских земледельцев жестоким допросам. Он также призывал туземцев избивать колонизаторов глубокой ночью.

В своем фанатизме Сафаров лично провел серию массовых арестов вместе с другими полномочными представителями, переходившими из села в село. Он даже лично казнил в Семиречье некоторых «колонизаторов». Этот террор против крестьян, по-видимому, позволил ему завоевать некоторую популярность среди «местной партийной интеллигенции» и коренного населения.

Рудзутак, будучи руководителем Туркбюро и одновременно одним из членов Турккомиссии, в своих донесениях в своих донесениях в Москву обличал Сафарова. Вскоре после приезда Томского (и, предположительно при его поддержке) 16 июля Рудзутак с возмущением сообщил политбюро, что Сафаров «со свойственным ему жаром» проводил земельную реформу как крестовый поход против русских поселенцев и призывал к их выселению. Рудзутак сообщил, что с позволения Сафарова напуганных русских поселенцев, некоторые из которых жили в Семиречье десятилетиями, выселяли без каких-либо реальных планов на будущее, не говоря уже о возможности обжалования решения. Большинству крестьянских хозяйств давалось 48 часов на то, чтобы свое движимое имущество и приготовиться неизвестно к чему. Часто их отправляли пешком или в запряженных волами повозках за сотни верст до ближайшей железнодорожной станции, где находились сотни напуганных семей, вынужденных жить в открытых лагерях до тех пор, пока не будет организован железнодорожный транспорт. Рудзутак, например, сообщал, что в С. Высокое, где поселенцы жили с 1888 года, 16 апреля 1921 года 20 семей погрузили на грузовики и перевезли на ст. Абаиль Семиреченской железной дороги, где они просидели без крова под проливным дождем три дня. Большинством депортированных были старики, женщины и дети, в том числе младенцы, поскольку мужчин трудоспособного возраста обычно либо арестовывали, либо призывали в красную армию. Жертвы одной из таких операций яростно протестовали, утверждая:

…при страшном голоде, который посетил Россию и [когда] 25 млн. жителей голодают, нужно заботиться, чтобы каждый засеял возможно больше, а нас лишают уже засеянного урожая и таким способом только увеличивают число голодающих… Нас, 24 семьи, обрекают на голодную смерть. Да не только нас, а и семьи наших детей, которые служат в Красной армии. А за что? Что мы сделали, темные хлеборобы, копавшиеся вечно в земле?

Аналогичные безжалостные и разрушительные операции против семей русских крестьян, заклейменных как кулаки, проводились в других местах Туркестана, например в Ферганской долине. В целом советский режим отобрал у европейских колонистов около 687841 акра земли, и вся эта земля была передана в пользование лидерам кланов, перераспределявших ее, в свою очередь, среди домохозяйств коренных народов. Помимо конфискованных земель, примерно 12826 семей получили скот и сельскохозяйственные орудия. Рудзутак также выразил сожаление, что ради поддержки коренного населения «велась часто демагогически-националистическая пропаганда, в результате чего неоднократно прозвучали угорзы со стороны киргизов вырезать русское население».

Томский был полон решимости работать с Рудзутаком, которого Ленин очень уважал и считал своим другом, над тем, чтобы добиться прекращения проводимой Сафаровым политики принудительной земельной реформы. Томский, как мы видели, пытался проводить в Туркестане недавно принятый курс нэпа с его фиксированным натуральным налогом, заменяющим реквизицию зерна и хлопка. Прекращение реквизиций устранило основной источник недовольства и волнений в сельской местности и в конечном итоге привело к возрождению сельского хозяйства как в Средней Азии, так и в других местах. Помимо телеграммы Рудзутака, в которой он обосновал перед ЦК необходимость исключить Сафарова из Туркомиссии, Томский вскоре после своего прибытия направил телеграмму с призывом к политбюро отложить запланированный отъезд Рудзутака из Туркестана. Обе телеграммы обсуждались на заседании политбюро 16 июля 1921 года. Рудзутак временно остался в Ташкенте, но только потому, что он был слишком болен, чтобы вернуться в Москву.

В то же время — и это контрастировало с тем, что делал Сафаров, — Томский возглавил попытку временно поселить в Туркестане более 30000 рабочих и крестьян из голодающих районов Поволжья.

Сафаров яростно сопротивлялся. Он утверждал, что нэп не подходит Туркестану и что для этого региона следует сделать иключение. Сафаров считал, что в Туркестане невозможно развивать свободный рынок и собирать налоги нэпа в натуральной форме до тех пор, пока не будет завершена «классовая дифференциация». Вместо того чтобы выступать за смягчение классовых противоречий в духе политики НЭПа, он стремился их усилить. Он поручил «Кошчи», союзу бедных и безземельных крестьян, собирать данные для экспроприационных кампаний против русских поселенцев и организовывать для этой цели сельские пролетарские и полупролетарские массы. «Кошчи» был массовым объединением, хаотичным образом возникшим во время Гражданской войны. Сафаров, не без оснований обвинявший Томского в том, что тот представляет интересы поселенцев, рассматривал нэп как курс, который в основном принесет пользу славянским поселенцам (в чем Сафаров явно был прав) и, несомненно, вызовет недовольство коренных жителей — мусульман. Сафаров также справедливо полагал, что именно поселенцы будут теми, кто воспользуется нэповской легализацией аренды земли и наемного труда. Томский, который утверждал, что невозможно совмещать нэп с поддержкой «Кошчи» и его раздачей имущества и скота так называемых кулаков бедным или безземельным среднеазиатским крестьянам, возглавил сопротивление операциям Сафарова. Томский и Рудзутак не только сорвали насильственную высылку крестьян из Семиречья летом 1921 года, но и при поддержке уполномоченного ВЧК Петерса вернули тех, кто уже был выселен. Рудзутак писал:

После моего приезда [в Ташкент] ‚мне удалось добиться возвращения значительной части высланных в административном порядке крестьян, отнюдь не кулаков, что внесло некоторое успокоение в напряженную атмосферу Семиречья, но мои попытки смягчить свирепые формы земельной реформы часто тормозились во время моей болезни самовольной отменой Сафаровым моих распоряжений или же угрозами об отставке, если я не соглашался с его распоряжениями.

Будучи главой Турккомиссии, для борьбы с Сафаровым и его многочисленными сторонниками Томосий нуждался в поддержке Ленина. Это и побудило первого написать Ленину 23 июля, через пару недель после приезда. Очерчивая свои разногласия с Сафаровым, Томский писал : «Я не вижу возможности сочетать политику продналога с дележкой инвентаря зажиточных крестьян среди бедноты. Комбеды и уравнительность никак не свяжешь со “свободой распоряжаться излишками”». Нерешительный Ленин в отдельных письмах Томскому и Сафарову, отправленных 7 августа, пытался найти повод для компромисса между ними. Разрешение напряженности в Туркестане оставалось одной из главных задач Ленина, хотя из-за ухудшения здоровья он передал часть своих обязанностей другим. Подчеркнув, что первоочередной задачей является приобретение зерна и мяса, а также необходимость сделать «ряд уступок и премий «купцам», Ленин писал Томскому:

Я думаю, можно и должно сочетать обе тенденции: <…> внимательное осторожное, с рядом уступок отношение к мусульманской бедноте. Можно и должно сочетать и закрепить линию мудрую, осторожную на всем Востоке

Иными словами, поддерживая желание Томского реализовать в Туркестане нэп, Ленин в то же время игнорировал его аргументы, продолжая поддерживать Сафарова и «Кошчи». Политбюро последовало за Лениным и призвало к сбору налога, одновременно поддерживая мусульманский «Кончи». Пока Ленин продолжал колебаться по поводу того, убирать ли, Сафарова, Томский просил освободить его от должности в Ташкенте после шести месяцев службы.

Из-за своего желания повернуть вспять царский империализм в конфликте Томского и Сафарова Ленин встал на сторону последнего, особенно после того, как Сафаров написал ему 21 августа. Сафаров завуалированно сообщил Ленину, что хотя в ходе реализации его националистической политики и «были «разбиты стекла», но работы пришлось вести по-пожарному» из-за препятствий, которые Томский и другие ставили на его пути. Сафаров заверил Лениа, сто такие случаи единичны и ограничиваются Семиречьем. Он сопроводил письмо брошюрой «Очередные вопросы национальной политики», опубликованной в 1921 году, которую Ленин нашел убедительной. Ленин заявил Совнаркому, что Сафаров с его жесткими мерами против кулаков во имя земельной реформы был «вполне прав». Не кто иной, как Сталин, нарком национальностей, возражал против этого. Пятого сентября Сталин выразил обеспокоенность:

Двагода сафаровской политики показали, что он не может вести ни систематической, ни осмотрительной, ни разумной политики. Сафаров обычно утрирует некоторые истины нашей национальной политики, грубо перегибает палку и выскакивает за рамки всякой разумности.

Ленин решил, что ему нужно больше информации для понимания конфликта между Томским и Сафаровым. Он побудил политбюро послать А.А. Иоффе для расследования возникшей напряженности. Иоффе, сын богатого крымского купца-еврея, был доверенном и эрудированным помощником Ленина, к которому он часто обращался, когда ему требовалась помощь в решении проблем. Иоффе прибыл в Ташкент с докладной запиской, в которой выражалась решимость политбюро положить конец исключению мусульман из политической жизни, но без отчуждения русского населения: « Надо найти баланс, борясь с колониализмом, но не разрушая нашей опоры в республике, а именно русского трудового населения, которое составляет ядро Красной армии Туркестана». Хотя Иоффе, начавший расследование, и признавал, что реформы Сафарова вызвали беспрецедентную поддержку бедного коренного населения, он был крайне потрясен чрезвычайно низким моральным уровнем представителей советской власти в Туркестане. Иоффе быстро понял, что земельная реформа действительно изобиловала явными беззакониями и проводилась «методами дикого террора с демонстративными кошмарными избиениями русских в присутствии киргизов и приказами последним бить первых».

Девятого сентября Иоффе направил в политбюро телеграмму, в которой описал свое взаимодействие с Томским и Сафаровым, а также личную оценку их конфликта. В своем докладе Иоффе заявил, что Сафаров часто был не в состоянии контролировать себя и был склонен к истерике при обращении со своими коллегами, как об этом и ранее сообщали Ленину члены Турккомиссии. По словам Сафарова, оправдание его, казалось бы, неизбирательного применения силы заключалось в следующем: «Не беда, если случайно пострадают менее виновные, ибо, во-первых, все виновны, а во-вторых, только таким путем можно доказать киргизской бедноте, что власть в ее руках». Иоффе сообщил, что Сафаров продолжал проводить политику, напоминающую «самые жестокие формы» ныне отброшенного военного коммунизма, конфискуя «лишнее» имущество и скот у так называемых кулаков и раздавая его бедноте, хотя он и соглашался прекратить использование «драконовских методов», включая любые дальнейшие насильственные выселения или аресты. В своей следующей телеграмме от 14 октября Иоффе писал, что политические разногласия между Томским и Сафаровым приводили «к разжиганию вражды между русским и местным населением, отдельными национальностями». Иоффе также сообщил политбюро, что политика Сафарова оказывала разрушительное воздействие на сельскохозяйственное производство, поскольку опустошалось одно крестьянское хозяйство за другим. Он сообщал:

Я видел собственными глазами, что отобранная у русских крестьян и ранее засеваемая ими земля стоит ныне никем не засеянная и никем не вспаханная, во всей своей девственной неприкосновенности… Я видел заброшенные русские избы и при них огороды — то и другое было передано киргизским артелям, живущим рядом в юртах и забросившим это все только потому, что они не знают, как обращаться с печью и ухаживать за огородом

Действительно, в результате пр а Сафаровым земельной реформы в 1921 году русское население Туркестана сократилось на 500000 человек, с 2,7 до 2,2 млн, а русские пахотные угодья почти вдвое, с 3,3 млн до 1,6 млн десятин. Иоффе констатировал, что «безрассудная» земельная реформа привела к массовому опустошению и разрушению. Он завершил свою телеграмму заявлением, что сохранение Сафарова в его должности «неприемлемо» и приведет к бесконечным ссорам. Иоффе также настаивал, что независимо от того, согласится политбюро отстранить Сафарова или нет, придется выбирать только одну из сторон (Сафарова или Томского), отказавшись от попыток поддерживать обоих. В письмах Ленину Томский соглашался с Иоффе в том, что невозможно придерживаться «средней» линии. Политбюро (по предложению Сталина) решило отправить Сафарова в отпуск по болезни.

Можно предположить, что Ленин, получив сообщение о безжалостных расправах, сопровождавших проводимую Сафаровым земельную реформу, должен был быстро выступить в поддержку Томского и отстранить Сафарова. Но и сам Ленин никогда не стеснялся жестоких насильственных методов, если считал их необходимыми. Он защищал ЧК от осуждения и реформирования, несмотря на более чем 1000 репрессированных и убитых «врагов», и именно под его руководством красный террор стал неотъемлемой частью советской системы в годы Гражданской войны. Как отмечалось выше, в 1919 году Ленин напрямую санкционировал массовый террор против донского казачества, напоминавший страшные события в Туркестане. Еще до того, как Сафаров начал проводить земельную реформу в Туркестане, Ленин. размышлял о том, что делать с тамошними «кулацкими поселенцами» (в частности, должны ли местные большевики «уничтожить их»). В другой раз он предложил отправить в лагеря каждого десятого из этих кулаков. Как сформулировал Кристофер Рид, Ленин не был жестоким человеком, но для него было оправданным любое средство, шедшее на благо революции, даже если речь шла об ужасающей жестокости.

В своем ответе на доклад Иоффе от 13 сентября Ленин признал, что внутри ЦК существовали некоторые разногласия по поводу конфликта между Томским и о Сафаровым. Но он тем не менее решил занять жесткую позицию к в отношении Томского. Вместо того чтобы поддержать его, он начал сомневаться, подходит ли Томский для выполнения задания в Туркестане. Лени а писал Иоффе: «Сумеют [ли туземцы] отстоять себя? Наверняка? И против такого ловкого, твердого и упрямого человека, как Томский?» Согласившись с тем, что вопрос о разорении Сафаровым хлопкового производства должен быть рассмотрен, Ленин писал: «Я лично очень подозреваю "линию Томского" (может быть, вернее, линию Петерса? или линию Правдина? и т. п.) в великорусском шовинизме или, правильнее, уклоне в эту сторону». Ленин все больше беспокоился о том, что неудача в склонении мусульман Средней Азии на сторону большевиков подорвет надежды Советов на революцию на Востоке, поэтому он продолжал:

Для всей нашей Weltpolitic дьявольски важно завоевать доверие туземцев; трижды и четырежды завоевать; доказать, что мы не империалисты, уклона в эту сторону не потерпим. Это мировой вопрос, без преувеличения мировой. Тут надо быть архистрогим. Это скажется на Индии, Востоке, тут шутить нельзя, тут надо быть тысячу раз осторожным

Поскольку перспективы коммунистического движения в Европе выглядели все более мрачными, Ленин и другие члены партийного руководства рассматривали Туркестан как ворота в Британскую Индию и за ее пределы. Однако Ленин оставался в замешательстве по поводу Томского и в том же самом письме предполагал, что, «может быть, это линия Петерса или Правдина и прочих [виновна] в великорусском шовинизме». В любом случае Ленина заботило не столько жестокое обращение с поселенцами, сколько возможность того, что посредством политики Сафарова исламскую элиту удастся убедить в серьезности антиколониального проекта большевиков, который, как Ленин надеялся, спровоцирует революцию в европейских колониях

Томский был настолько разгневан решениями ЦК и Центральной контрольной комиссии, что в тот же день, когда Ленин ответил Иоффе 13 августа), выступил в защиту необходимости отстаивать то, что представляется лучшим для революции, даже если за это придется заплатить огромную личную цену. На VI Туркестанском партийном съезде, проходившем в Ташкенте 11 и 12 августа, где были инициированы различные меры, существенно определившие политику партии и правительства в регионе, Томский призвал делегатов последовать его примеру и смело разоолачать текущие недостатки партии:

Я не боюсь критиковать ЦК. Я не боюсь изгнания. Я рекомендую вам сделать то же самое. Кто боится это сделать, тот в плохой коммунист. Тот, кто боится неуважительно относиться к своему начальству, что если он это сделает, то подлежит ссылке и аресту, не коммунист.

Несмотря на все перипетии, Томский продолжал заниматься решением своих повседневных задач. Он писал Ленину об экономических условиях в Туркестане, особенно о проблемах, с которыми он столкнулся при осуществлении нэпа и закупке овец. Томский сообщил ему, что заготовка зерна в Туркестане остается огромной проблемой. Он написал, что пытался проводить жесткую политику, дабы гарантировать, что местные чиновники действительно будут собирать налог с крестьян, поскольку первым удалось собрать только 60 % от запланированного. Второго августа он прибег к использованию некоторых подразделений Красной армии, чтобы помочь в сборе натурального налога. Помимо этого, Томский подчеркивал, что отсутствие финансовых ресурсов «все тормозит». Томский неоднократно просил у Москвы дополнительные средства, чтобы выполнить запрос на увеличение количества баранины, не вызывая дальнейшего недовольства местных заводчиков. Пятнадцатого сентября Ленин отклонил просьбу Томского об авансе в 100000 рублей, добавив, что учитывая завышенные цены, которые устанавливали животноводы, все дальнейшие закупки скота в Туркестане придется прекратить. Томский выступил против, и тогда Ленин решил, что его нужно вызвать в Москву, чтобы разобраться с этим и другими вопросами. Хотя Томский и просил освободить его от должности в Ташкенте, ему почему-то потребовалась еще одна телеграмма, прежде чем он согласился приехать в Москву. Возможно, он опасался того, что сделает Сафаров в его отсутствие, Если это так, то опасения Томского были напрасными, поскольку на следующий день после отъезда Томского Сафаров поездом тоже отправился из Ташкента в Москву, чтобы одновременно изложить свою позицию Ленину. Томский прибыл 30 сентября и встретился с Лениным 5 октября.

Заседание политбюро, на котором присутствовал Ленин, состоялось 14 октября, и центральным на нем был доклад Томско по «туркестанскому вопросу». По итогам заседания политбюро по неустановленным причинам решило отстранить Томского и назначить новых членов Турккомиссии и Туркбюро, оговорив необходимость осмотрительности при проведении НЭПа. Ленин, очевидно, был согласен с Сафаровым в том, что то, как Томский осуществлял нэп, вызвало недовольство многих мусульман. Возможно, что на мнение Ленина о необходимости снять Томского с позиции главы Турккомиссии повлиял также разговор с Рудзутаком. Ленин заявил в послании к политбюро: «Я за освобождение Томского от должности в Туркестане, ибо даже Рудзутак, его друг, говорил мне вчера: «Если я «колонизатор» на три четверти, то Томский на четыре пятых». Рудзутак, который, возможно, тоже был в напряжении, вдобавок сказал Ленину, что удивляется тому, как быстро «усвоил Томский "начальнический" тон», находясь в Туркестане.

Четырнадцатого октября на место Томского был назначен Г.Я. Сокольников, а 22 декабря в дополнение к Турккомиссии политбюро создало еще одну для рассмотрения вопросов о туркестанских делах. Блестяще образованный Сокольников с 1920 года одновременно возглавлял Турккомиссию и командовал Красной армией на Туркестанском фронте. Он также был активным сторонником нэпа. Но ему очень не хотелось втягиваться в «дело Сафарова» в качестве, по его словам, «суперарбитра». «Сейчас, — замечал Сокольников, — должны ехать люди, менее причастные к семиреченской реформе, чем я, которым, следовательно, менее грозит безнадежно потонуть в склоке». Однако его просьба была отвергнута.

Приехав в Гуркестан, Сокольников 24 декабря отправил Ленину телеграмму, в которой изложил свою оценку конфликта между Томским и Сафаровым. Косвенно подтверждая оценки Томского, Сокольников резко критиковал «неконституционную» и «неморальную» политику Сафарова. Он подтвердил, что Сафаров и его подчиненные оскорбляли, а иногда избивали и грабили «колонизаторов». Сокольников писал, что российское население было крайне возмуще но тем, как его «терроризировали». Хотя Сокольников и заметил, что киргизская беднота считала Сафарова своим освободителем, в своем заявлении, которое наверняка привлекло внимание партийных лидеров, он написал, что если они продолжат поддерживать кампанию Сафарова, то «приложат руку к политическому убийству не Сафарова, а РКП в Туркестане».

Ленин, считавший нападки на Сафарова преувеличенными, все же доказал, что не желает принимать против него меры. Он поспешил успокоить Сафарова, одновременно отругав его: «Товарищ Сафаров! Не нервничайте: это недопустимо и позорно, не барышня 14 лет. <…> Не нервничать. Продолжать работу, ниоткуда не уходя. Уметь деловито и спокойно подбирать материалы против начавших нелепое дело». Центральная контрольная комиссия 3 января 1922 года поддержала Ленина, постановив, что обвинения против Сафарова «в той форме, в которой вы выдвинуты», необоснованны, хотя комиссия продолжала заявлять, что Сафаров, проводя свою политику по отношению к «колонизаторам», не всегда сохранял «должную выдержку» и иногда злоупотреблял властью. Один из членов ЦКК М.И. Чернышев возражал даже против этого мягкого упрека и предложил привлечь к ответственности «за создание дела» Рудзутака, Томского, Иоффе, Петерса и Правдина.