Сука-любовь
Ланисты — владельцы гладиаторских школ — хорошо понимали, что находящиеся в их собственности атлеты-смертники должны быть не только хорошо обучены, но и удовлетворены в своих физиологических потребностях. Дело, конечно, не в гуманизме, а в трезвом расчете: голодный гладиатор не будет сражаться так зрелищно, как правильно накормленный. Учитывались и сексуальная сторона дела. Во многих художественных произведениях про гладиаторов фигурирует тот факт, что к этим готовым биться насмерть невольникам шоу-бизнеса приводили время от времени женщин, также, конечно же, несвободных. Таких рабынь называли «волчицами».
Размышляя об этом, мне всегда хотелось увязать это оскорбительное прозвище с русским ругательством «сука». «Волчица», «сука» — не слишком далекие друг от друга понятия, только вот почему их так называли? Думаю, что «волчица» — вариант более поздний, возникший от недопонимания при переводе «античных» источников. А вот «сука» чем провинилась? Собачка в своем сексуальном поведении не особо выделяется на фоне других животных. Ну да, бывают у них в феврале групповушки, так и кошки иной раз не намного приличнее себя ведут, а все-таки доступных женщин не кошками называют, а, почему-то, «фемалесобаками»…
В книге Светония есть упоминание о сукнах, из которых в древнем Риме, оказывается, уже шили одежду, как и в наши дни. Вот отрывок из биографии Нерона о его приверженности к роскоши:
Ни одного платья он не надевал дважды. Ставки в игре делал по четыреста тысяч сестерциев. Рыбу ловил позолоченной сетью из пурпурных и красных веревок. А путешествовал не меньше чем с тысячей повозок: у мулов были серебряные подковы, на погонщиках — канузийское сукно, а кругом — толпа скороходов и мавританских всадников в запястьях и бляхах.
Сукно в древнем Риме? Кто же его там сучил? И как могли называть женщин, которые сучили (скручивали) шерстяную нить для производства сукна? Вот то-то, и работницы-суки эти, скорее всего, не были вольнонаемными.
Итак, предположим, что сука — это не собака в состоянии течки, а сучильшица нити для сукна, пряха иными словами, а презрительное отношение к ней не потому, что ведет себя как собака, а потому, что вынуждена отдаваться кому скажут. В древнем Риме такого домашнего рукоделия как прядение не чурались даже в императорских семьях, но подневольные сучильщицы, были настолько бесправны, что после рабочей смены их гнали еще и удовлетворять сексуальные потребности гладиаторов, например.
«Интересные версии, но вы нас не убедили, — хмыкнут скептики. — Это не более чем домыслы». Вот и я так думал, поэтому и держал эти мысли при себе, но на днях прочитал в уже неоднократно упоминавшейся монографии Джона Норвича «Расцвет и закат Сицилийского королевства» кое-что интересное о набеге норманнов под предводительством короля Рожера I на Византию:
Мастерицы, знакомые с секретами изготовления шелка, оказались хорошей наградой. Иногда утверждается, что именно благодаря им возникли прославленные шелковые фабрики в Палермо. Эта теория преувеличивает их заслуги — хотя они могли принести с собой некоторые новые технологии. Еще со времен Омейядов во всех главных исламских государствах Востока и Запада, как и в Константинополе, мастерские по изготовлению шелка размещались во дворце или рядом с ним, чтобы ткать одеяния для придворных церемоний. Сицилия не была исключением, и шелковое производство в Палермо процветало уже при арабах, на языке которых получили название королевские мастерские — «тираз», Другой давно установившийся мусульманский обычай, однако, требовал, чтобы дамы из «тираза», когда не сидели за станками, оказывали более интимные услуги мужской части королевского двора. Эту традицию нормандцы, как всегда эклектичные, также восприняли с восторгом, и вскоре «тираз» превратился в полезное, хотя весьма призрачное прикрытие для королевского гарема.
Оказывается, не подвела меня интуиция: подневольные пряхи, ткачихи, «суки» совмещали свою основную производственную деятельность с сексуальным обслуживанием своих захватчиков и их приближенных, в число которых могли входить и гладиаторы. По-моему то, что речь в цитате идет о шелке, а не о шерсти, особой роли не играет. Сучить можно и то, и другое, а также лен, хлопок и т.п.
Интересно, что на картине, приведенной выше, изображена фабрика не античная и даже не средневековая, а относящаяся к концу XIX в., из чего можно предположить, так ли уж далек «античный Рим» от наших дней.
Отсюда следует несколько полезных гипотез. Во-первых, большое количество работниц, собранных в просторных помещениях и создающих продукцию не для домашнего, а для товарного потребления, называется мануфактурой, и не важно трудятся там рабыни, зависимые или вольнонаемные работницы. Нас уверяют, что мануфактуры появились веке эдак в XV, а они, оказывается, существовали не только при норманнах в Сицилии (XI-XII вв. по официальной хронологии), но и в «античном» Риме.
Во-вторых, если принять, что «волчица» — это неправильный перевод слова «сука», под которым можно подразумевать как пряху, так и самку вида Canis lupus familiaris (в этом латинском обозначении домашней собаки фигурирует, почему-то, слово lupus = «волк»), то образ волчицы, вскормившей Ромула и Рема, можно интерпретировать в том смысле, что рост римской экономики, римского могущества обеспечили прядильщицы, ткачихи. Произойти это могло не раньше, чем на заре эпохи Возрождения, т.е. в XV в. Именно для таких фабрик угоняли в рабство крестьянок из Восточной Европы. Именно в это время расцвет шелкопрядильного производства переживает Болонья, Верона и другие города Италии, а значит и Рим не мог одним «туризмом» довольствовался. Неужели деньги в Вечный город стекались исключительно от паломников, приехавших на римского папу поглазеть да индульгенций прикупить? Вряд ли. Такое выгодное дело, как производство тканей, не могло не затронуть все итальянские регионы, а значит был огромный спрос на рабов, которых угоняли по заказу западноевропейских предпринимателей поставщики подневольной рабочей силы. Это было неотъемлемым звеном интернационального бизнеса, построенного на крови, насилии и сиротстве, но обеспечившего народы континента доступной одеждой.
