Ох уж эти сказочки, ох уж эти сказочники!
Прочитав сборник «Итальянские сказки», подготовленный фольклористом Итало Кальвино, я в очередной раз проникся состраданием к фальсификаторам истории. Какой же изворотливый нужно иметь ум, чтобы заполнять фейковыми событиями необъятные просторы никогда не существовавшего прошлого. Складывается впечатление, что иногда с материалом было так туго, что приходилось использовать явно фантастические сюжеты из народного творчества: тиражирования под разными масками реальных событий было явно недостаточно. Многократно копируя их с заменами имен и некоторых внешних обстоятельств, рано или поздно придешь к ситуации, когда читатели начнут заподазривать в схожести судеб героев из разных эпох не случайные совпадения, а преднамеренное заполнение виртуального прошлого клонами.
В таких случаях могут выручить народные сказки. Подмешав немного материала из них в хроники можно разнообразить повествование, повысить «читабельность», сделать более запоминающимся.
Например, в «Кёльнской королевской хронике есть такой сюжет»:
Год 1140. Король осадил крепость герцога Вельфа Баварского, называемую Винесберг, и подчинил её. При этом находившимся там дамам и остальным женщинам по королевскому согласию было дано разрешение взять с собой столько, сколько они смогут унести на плечах. Они же, думая о верности своим мужьям, а также и о спасении остальных, оставили свою утварь и вышли, неся на плечах своих мужей. Когда же герцог Фридерих посоветовал не позволить этого, король сказал, одобряя хитрость женщин, что не подобает заниматься толкованием королевского слов…
Про это, говорят, даже ролик был в знаменитом рекламном цикле банка “Империал”.
Вот так, не больше и не меньше: хрупкие создания вынесли на себе своих витязей, кузнецов, пахарей, мельников и прочих вряд ли отличавшихся субтильным телосложением супругов. Даже с учетом неизбежного похудения за время осады, каждый мужчина весил не менее 60 кг (ни о каких дополнительных доспехах, думаю, не могло быть и речи — голого бы поднять). Женщины, кстати, тоже взялись за переноску тяжестей после многонедельного недоедания, если учитывать, что собой представляли тогдашние осады. Если принять, что человеческие особи в XII в. были существенно мельче нынешних, то межпозвонковые диски дам, видимо издавали во время этого шоу дружный треск на манер счетчика Гейгера близ Чернобыля. В унисон с ними лопались от грыж брюшные полости, особенно если учесть, что для ухода из города у них была, скорее всего, одна дорога — по довольно крутому склону холма, на вершине которого и находился город Винесберг. К тому же дело было зимой, так что склон, скорее всего, вдобавок был еще и скользким от наледи или слякоти. Чудеса эквилибристики, что тут скажешь.
Как же такое могло произойти? Да никак. Просто есть такой расхожий сюжет. Например, в итальянской сказке «Хитрая крестьянка» простолюдинка по имени Катерина, благодаря своему уму вышедшая замуж за короля, была в результате ссоры из-за слишком частого вмешательства в его дела отправлена восвояси со словами: «Возьми себе во дворце то, что тебе дороже всего, сегодня же вечером уходи к отцу». Она попросила отсрочку до утра, а ночью приказала слугам (она же пока еще была королевой) перенести кровать со спящим королем в свой крестьянский дом. Проснувшись, тот понял, что неугодная супруга считает его своей главной ценностью и простил умницу. Заметим, что с физиологической точки зрения эта сказка реалистичнее, чем хроника. Катерина хоть и недавняя крестьянка, а здоровье берегла, на себе тушку муженька не стала тащить. Эту работу выполнили несколько слуг мужчин, а не измотанная осадой женщина.
Что здесь первично, историческое повествование или сказочный сюжет? Я не вижу особых оснований производить второе от первого. В сказке действие происходит с одной женщиной, а не с населением целого города, с назидательной остроумной целью, а не после драматического окончания провалившейся обороны, когда не до шуток. В общем, над «Кёльнской хроникой» в связи со всем этим нависает жирный знак вопроса. Остается добавить, что в русском фольклоре есть довольно точная копия этой итальянской сказки под названием «Дочь семилетка». Это к вопросу о происхождении славян от особой породы «карпатских морозоустойчивых обезьян» ©.
Вторая часть марлезонского балета. История троянского коня. Исследователи, как официальные, так и альтернативные, голову сломали в поисках объяснения того, как «данайцы, дары приносящие» умудрились проникнуть в осажденный город в теле деревянной конеобразной конструкции, не вызвав у троянцев подозрений. Может, под «конем» следует подразумевать водопровод или иное техническое сооружение? А ничего, оказывается, и не нужно подразумевать. Это просто бродячий сказочный сюжет, причем, видимо, вполне самостоятельный, а не позаимствованный из древнегреческих мифов. В упомянутом сборнике сказок встречается дважды.
В сказке «Деньги делают всё» молодой человек проникает в тщательно охраняемые покои принцессы внутри искусно изготовленного серебряного гуся, причем он, в отличие от затаившихся спутников Одиссея, играет там на скрипке, чтобы подарок уж точно заинтересовал адресата и был доставлен в нужное помещение. Опять-таки, сказка реалистичнее исторического повествования: гусь серебряный (заказан за большие деньги у лучшего ювелира), да еще и на колесиках, внутри играет музыка. Такую диковинку действительно любой король в замок захочет затащить, чтобы содержащуюся взаперти дочку порадовать.
Вторая сказка с этим сюжетным ходом называется «Яблоко и Кожура». Это имена двух братьев, отправившихся на поиск приключений. В определенный момент они тоже решают проникнуть в тщательно охраняемые покои принцессы внутри… коня. Только не деревянного… Впрочем, лучше процитирую:
Время шло, и Яблоко с Кожурой стали взрослыми. Как-то они услышали, что у одного волшебника есть дочь, прекрасная, как солнце, но увидеть ее невозможно: она никогда не выходит из дому и даже не выглядывает в окошко. Яблоко и Кожура велели отлить из бронзы большого коня, пустого внутри, и спрятались в нем, захватив трубу и скрипку. В ногах коня были колесики. Юноши стали вертеть их изнутри и поехали ко дворцу волшебника. Приблизившись, они заиграли на трубе и на скрипке. Волшебник увидел в окно музыкального бронзового коня и впустил его во дворец потешить свою дочь. А ей чудесный конь и правда очень понравился. Но едва девушка осталась одна, как из коня выскочили Яблоко и Кожура. Она было испугалась юношей, но Яблоко и Кожура ее успокоили: «Не пугайтесь. Мы пришли полюбоваться вашей красотой! Если вы нам прикажете, мы сейчас же уйдем. Но если наша музыка вам по душе, мы останемся и поиграем еще. Потом мы спрячемся в коня, и никто не узнает, что здесь кто-то был».
Вот такой должен быть конь, чтобы неприятелю захотелось его затащить на свою территорию! Не очень большой (всего на 2 пассажирских места), из благородной бронзы, с колёсиками и музыкой! Троянский же конь не только был грубо сколоченной в условиях боевого лагеря громоздкой деревянной поделкой, но и, подозреваю, источал не сладостные звуки скрипки, а брутальные мужские запахи (что могли подтвердить хотя бы местные собаки). Недаром рассказ про Троянского коня не вошел в «Илиаду»: стыдно врать так откровенно.
Ну, и финал-апофеоз. Цитата из сказки «Тело-Без-Души»:
Джуанин попрощался с матерью и отправился в путь. Шёл он, шёл и добрался до города. А у короля в этом городе был конь по имени Ронделло. Никто не мог его обуздать. Удавалось проскакать на этом коне всего несколько шагов, и конь тут же сбрасывал всадника на землю. Джуанин заметил, что конь очень боялся собственной тени. Юноша вызвался объездить Ронделло. Стал он гладить коня, ласково называть его по имени и вдруг вскочил в седло и вывел Ронделло на улицу, стараясь ехать прямо навстречу солнцу. Ронделло не видел своей тени и шёл спокойно. Натянул юноша поводья, пришпорил коня и помчался. Скоро конь стал смирным и послушным, но никому не давал на себя садиться, кроме Джуанина.
Как вам? Впрочем, возможно, вы давно не перечитывали биографию Александра Македонского из «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха. Тогда вот:
Фессалиец Филоник привел Филиппу Букефала, предлагая продать его за тринадцать талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле. Букефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Букефала, считая, что объездить его невозможно. Тогда присутствовавший при этом Александр сказал: «Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его». Филипп сперва промолчал, но когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал: «Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем». «С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой», — ответил Александр. «А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость?» — спросил Филипп. «Клянусь Зевсом, — сказал Александр, — я заплачу то, что стоит конь!» Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к коню, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: по-видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что Букефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня. Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал: «Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!»
Кстати, одному мне кажется, что слово «Плутарх» с греческого переводится как «Предводитель плутов»?