Итальянцы, бегемоты и татаро-монгольское иго
Мышление нынешней молодежи называют клиповым. Людям же советской эпохи было присуще «анекдотное» мышление. При обсуждении любой ситуации у каждого из беседовавших была в те времена наготове заветная вступительная фраза: «Это как в анекдоте…», за которой следовал подходящий к случаю шедевр устного народного творчества. Есть даже метаанекдот о том, как люди настолько устали общаться анекдотами, что для экономии времени присвоили им номера.
В романе «12 стульев» этот обычай советских людей, вполне сформировавшийся уже к концу 1920-х гг., описан так:
У каждого на сердце лежит заветный анекдот, который, трепыхаясь, дожидается своей очереди. Новый исполнитель, толкая локтями соседей и умоляюще крича: «А вот мне рассказывали», — с трудом завладевает вниманием и начинает…
Сам я, когда был помоложе, анекдоты очень любил и в знании их мог потягаться, скажу без ложной скромности, с самим Трахтенбергом. К жанру устной юмористической миниатюры я относился вполне серьезно и не стеснялся мыслить ими, потому что в них иногда кратко сформулированы мысли, для описания которых серьезным научным языком потребовались бы многие страницы. Именно такие анекдоты, может, и не слишком смешные, зато емкие, я особенно ценил и ценю. Вот один из них (на самом деле это чей-то реалистичный рассказ, но явно анекдотического свойства):
Рассказ о том, как итальянцы учили африканцев заниматься сельским хозяйством. Мы прибыли с итальянскими семенами туда, в южную Замбию, в эту великолепнейшую долину, простирающуюся вниз до реки Замбези. Мы учили местных людей, как выращивать итальянские помидоры. Мы были поражены тем, что местные люди в такой плодородной долине совсем не занимались сельским хозяйством. Но вместо того чтобы спросить их, как это получилось, что они ничего не выращивали, мы просто сказали: «Слава богу, мы здесь. Как раз в нужный момент, чтобы спасти жителей Замбии от голода». И, конечно, в Африке всё росло прекрасно. У нас были эти великолепные помидоры. Мы говорили замбийцам: «Посмотрите, как легко заниматься сельским хозяйством». Когда помидоры стали красивыми и спелыми и красными, вдруг ночью примерно 200 бегемотов вышли из реки и съели всё. Мы сказали замбийцам:
-- Боже мой, бегемоты! А замбийцы ответили: -- Да, поэтому мы не занимаемся здесь сельским хозяйством. -- Почему вы не сказали нам? -- А вы ни разу не спросили.
Очень емкая притча о том, что не следует затевать сложных долгосрочных проектов, проживая по соседству с существами, считающими, что всё, до чего они могут дотянуться, принадлежит им по праву сильного. Каково же было мое удивление, когда такой же сюжет обнаружился в одном из ранних рассказов Андрея Платонова. Он называется «Песчаная учительница».
Вот краткая предыстория. Молодую учительницу направляют в какое-то дальнее степное село, на самую границу со среднеазиатскими пустынями. Там она понимает, что людям не до образования, они заняты непрестанной борьбой с песчаными бурями летом и снежными буранами зимой, и, как следствие, постоянно голодают. Женщина приходит к выводу, что здесь в первую очередь нужно укрепить почву. Она вооружается необходимыми знаниями, мобилизует местных на создание лесозащитных полос. Результат не заставил себя долго ждать: через пару лет количество зелени в окрестностях увеличилось, урожаи повысились, голод отступил, детишкам стало интересно ходить в школу. И вот в разгар этого нарастающего благоденствия случилось «непредвиденное»:
В Хошутове старики знали, что в этом году должны близ села пройти кочевники со своими стадами: через каждые пятнадцать лет они проходили здесь по своему кочевому кольцу в пустыне. Эти пятнадцать лет хошутовская степь паровала, и вот кочевники завершили свой круг и должны явиться здесь снова, чтобы подобрать то, что отдохнувшая степь вымогла из себя. Но кочевники почему-то запоздали: они должны быть поближе к весне, когда еще была кое-какая растительность.
-- Все равно придут, — говорили старики. — Беда будет.
Мария Никифоровна не все понимала и ждала. Степь давно умерла — птицы улетели, черепахи спрятались в норы, мелкие животные ушли на север, к естественным водоемам. 25 августа в Хошутово прибежал колодезник с дальней шелюговой посадки и начал обегать хаты, постукивая в ставни:
-- Кочуи́ прискакали!..
Безветренная в этот час степь дымилась на горизонте: то скакали тысячи коней кочевников и топтались их стада. Через трое суток ничего не осталось ни от шелюги, ни от сосны — все обглодали, вытоптали и истребили кони и стада кочевников. Вода пропала: кочевники ночью пригоняли животных к колодцам села и выбирали воду начисто.
Хошутово замерло, поселенцы лепились друг к другу и молчали. Мария Никифоровна заметалась от этой первой, настоящей в ее жизни печали и с молодой злобой пошла к вождю кочевников. Вождь выслушал ее молча и вежливо, потом сказал:
-- Травы мало, людей и скота много: нечего делать, барышня. Если в Хошутове будет больше людей, чем кочевников, они нас прогонят в степь на смерть, и это будет так же справедливо, как сейчас. Мы не злы, и вы не злы, но мало травы. Кто-нибудь умирает и ругается. - Все равно вы негодяй! — сказала Нарышкина.
-- Мы работали три года, а вы стравили посадки в трое суток… Я буду жаловаться на вас Советской власти, и вас будут судить…
-- Степь наша, барышня. Зачем пришли русские? Кто голоден и ест траву родины, тот не преступник. Мария Никифоровна втайне подумала, что вождь умен, и в ту же ночь уехала в округ с подробным докладом. В округе ее выслушал завокроно и ответил:
-- Знаете что, Мария Никифоровна, пожалуй, теперь в Хошутове обойдутся и без вас.
Здесь не только аллюзия на анекдот про итальянцев и бегемотов. Здесь схема всей древнерусской истории. Нас учат, что в V в. н.э. где-то в районе Карпат из особых морозоустойчивых обезьян зародились славяне. Они, мол, стали расселяться на север и на восток и создавать на Восточно-Европейской равнине земледельческие княжества. Всё шло прекрасно до XIII в., когда вдруг откуда-то со стороны нынешней Монголии прискакали орды Батыя и разорили славянские города и деревни. Какая трагедия! Какая дикость!
Может, всё проще? В Римской империи не осталось свободных земель, и колонисты, а также беглые преступники, авантюристы и прочие пассионарии вынуждены были двигаться в единственном неосвоенном направлении — на восток, благо для этого есть очень подходящая система рек. Земли, на которых они разбивали свои пашни и огороды, казались необитаемыми. На самом же деле это были пастбища кочевников, которые временно простаивали, поскольку стада травоядных должны перемещаться по столетиями сложившемуся многолетнему циклу, иначе случится перевыпас и, как следствие, опустынивание. И вот поставьте себя на место кочевников: в очередной раз вернувшись на луга, на которых еще их деды пасли стада, они обнаруживают там чьи-то насаждения и поселения. Начинается конфликт.
Кочевники — древнейшие специалисты по экологии, которые понимают, что численность населения должна соответствовать количеству порождаемых территорией ресурсов. Другое дело, что они способны видеть только самую простую ресурсообразующую цепочку: баран ест траву, человек ест барана. Остальное купим или отберем силой. Но со временем выясняется, что выменять недостающее не на что, а у «слабаков»-оседлых появилось огнестрельное, например, оружие, против которого бессилен самый могучий джигит. Выясняется, что обладание территорией — это еще не всё, и народам с кочевым мышлением в очередной раз приходится потесниться. По этой схеме развиваются все войны, вплоть до самых «свежих».