Гай Юлий Кейнсарь

Не скажу, что блестяще учился в университете, но троек среди моих оценок было не слишком много. Сколько именно — не помню, вкладыш к диплому потерян, но по экономике тройка была точно. Дело в том, что годы моей учебы пришлись на конец 1980-х — начало 1990-х гг. В головах тогдашних студентов было еще немало от марксистской политэкономии, которая очень плохо стыковалась с только внедрявшимся тогда в учебные планы вузов комплексом западных наук, известных как Economics. Курс этот нам преподавали уже на излете обучения, когда жажда знаний, мягко говоря, поослабла. На экзамене по экономике я нес какую-то марксистскую чушь и еле-еле выкарабкался на тройку. Кажется, даже пересдавал.

Эта неудача так покоробила самолюбие, что я решил выучить Economics уже после экзамена. Несколько недель в ущерб другим предметам штудировал в читальном зале областной библиотеки учебник Фишера, пока не начал более-менее понимать этот предмет.

Полученные таким экзотическим путем знания пригодились через пару лет, когда я работал в газете корреспондентом. Для того, чтобы стать экономическим обозревателем, у большинства моих молодых коллег квалификации не хватало. Середина 90-х была временем, когда чиновники, директора предприятий, предприниматели были не прочь порассуждать о неолиберализме, кейнсианстве, монетаризме, и мои базовые знания по этим темам помогали в проведении интервью.

Не могу сказать, что экономика меня так уж интересовала и интересует, но помогать осмыслению тех или иных процессов прошлого и настоящего эта составляющая моего скромного интеллектуального багажа, конечно же, способствует. Вот и вчера, перечитывая биографию Октавиана Августа из книги Светония, я подумал: а ведь первый римский император был и первым кейнсианцем.

Прежде, чем подтвердить это некоторыми наблюдениями, изложу свое понимание двух современных противоборствующих экономических течений. Первое из них — кейнсианство — названо в честь Дж. Кейнса (1883–1946), ратовавшего за активное вмешательство государства в экономику; второе — неолиберализм, или монетаризм — напротив, утверждает стремление к полной свободе частного предпринимательства, при котором государство лишь обслуживает бизнес частных лиц.

Думаю, на Земле осталось не так много людей (по крайней мере среди тех, кто не располагает существенными денежными накоплениями), кто симпатизировал бы неолиберализму. Если экономически он еще более-менее крепок, то идеологически, пожалуй, давно уже банкрот. Его адепты — те самые ребята, которые уничтожают трамваи, чтобы люди покупали больше личных автомобилей, навязывают кредиты развивающимся государствам, сокращают бюджетные ассигнования на медицину и образование, бесконтрольно губят и загрязняют окружающую среду, примитивизируют общества. В общем, хорошо нам знакомые «эффективные менеджеры», организаторы «золотого миллиарда», империалистические хищники. Они как бы намекают каждому из нас: «Раз уж родились — так и быть, живите; мы даже покатаем вас на каких-нибудь дешевых карусельках и накормим полусинтетическим фастфудом. Но о том, чтобы вести полноценную жизнь (свободно перемещаться, пользоваться природными ресурсами, рожать детей) — и думать забудьте. Эта планета принадлежит нам». Дай им волю — они превратят Землю в несколько площадок для гольфа, которыми будут друг перед другом хвастаться.

Их экономическая концепция очень проста: количество денег должно соответствовать количеству товаров и услуг. Только вот при каждом экономическом цикле выясняется, что денежная масса сократилась, а предложение товаров и услуг — нет. «Значит надо уменьшить количество товаров и услуг», — говорят они, т.е. «сократить рабочие места», а если называть вещи своими именами — убрать «лишних людей». «Тот, кто утратил возможность зарабатывать, пусть берет у нас кредит под заранее неподъемные проценты», — говорят они. Чем человек будет выплачивать долг, если у него нет источника дохода? Это их не интересует. У должника есть дом, который можно продать, внутренние органы для донорства, чувство собственного достоинства, которое можно променять на какую-нибудь лизоблюдскую должность.

Былые защитники «эффективного менеджмента», к каковым, например, в те же 90-е принадлежали многие деятели российской культуры, сейчас сильно удивлены: почему раньше они собирали стадионы и за пару лет становились миллионерами, а теперь вынуждены «шакалить» при крупных политических партиях и корпорациях, чтобы получить хоть какие-нибудь крохи из бюджета. Всё просто: раньше у их поклонников был ежемесячный устойчивый заработок. Теперь потребителей «избыточных» услуг «сократили», деньги есть только у госслужащих и сотрудников экспортных компаний. «Культура-мультура» их если и интересует, то лишь как средство усилить свою власть. Ну, или перевести наркотики в чехле от виолончели.

Если говорить без эмоций, неолиберализм — это не хорошо и не плохо. Это как хищники в природе, регулирующие популяции травоядных животных. Без них ландшафты запустеют, как это было недавно в одном регионе Канады после истребления волков. Так и в экономике. Не мешало, например, неолиберальными методами почистить плановое хозяйство СССР, где научно-исследовательские институты и многие другие конторы, требующие «умственного труда», были превращены в самые настоящие богадельни, под завязку забитые пенсионерами-переростками и матерями-одиночками.

Кейнсианство исходит из того, что государство, при соблюдении баланса спроса и предложения, должно, все-таки, активно корректировать финансовые потоки. Например, шахтеров, если вдруг выяснилось, что добыча угля стала нерентабельной, нельзя просто выбрасывать на улицу десятками тысяч. (Про катастрофу советской экономики я намеренно не говорю: там нет никакой экономики, и даже нет целенаправленного предательства и вредительства. Это просто глупость, совмещенная с жестокостью). Дело не в том, что «шахтеров жалко» и «у них же семьи», хотя тому, кто не испытывает жалости к жертвам массовых увольнений в госаппарате, конечно же, не место. Дело в том, что шахтер после работы заходит в пивную, парикмахерскую, магазин спорттоваров, на стадион посмотреть матч, покупает жене сапоги, детям мороженое и т.п. Т.е. с зарплаты шахтера кормится масса народа. При его увольнении без доходов останутся и они. В экономике это называется эффектом мультипликатора.

Впрочем, я обещал рассмотреть кейнсианскую практику на примере Октавиана Августа, а не монетаризм Маргарет Тетчер.

Попав в большую римскую политику очень молодым человеком, будущий император довольно быстро усвоил базовый принцип экономики: управляемость сильному государству придает лишь обеспеченность имеющихся у народа денег товарами, и не любыми, а, прежде всего, самым главным — хлебом. Первый практический урок на эту тему ему преподнес Секст Помпей, сын знаменитого Гнея Помпея, оказавшийся в стане проигравших после того, как партия его отца (оптиматы) уступила власть в Риме цезарианцам (Август, напомню на всякий случай, был наследником Юлия Цезаря).

Секст Помпей оккупировал Сицилию и некоторые другие южные территории Италии — житницы Рима, заставив Вечный Город вспомнить о том, что такое голод. Поэтому, как пишет Светоний, «Сици­лий­ская вой­на была одним из пер­вых его <Августа> начи­на­ний». Об охватившем столицу государства недоедании этот источник сообщает лаконично. Мол, приходилось время от времени заключать с Секстом Помпеем перемирия, чтобы граждане совсем уж не поумирали от бесхлебицы. А вот Аппиан сообщает о римском голоде, наступившем в связи с утратой Сицилии, в более мрачных красках:

…по морю ничего не доставлялось римлянами из-за Помпея; в самой Италии вследствие войн прекратились земледельческие работы. Если же что и произрастало, то шло для войска. Целые толпы занимались в городе по ночам грабежом… Делалось всё это безнаказанно… А народ закрыл свои мастерские и не хотел знать никаких властей. [XVII, 18.]

С тех пор Август взял на вооружение принцип: «хлеб всему голова», т.е. кто владеет житницами, тот владеет Римом. Понимали это, кстати, и его враги — Брут и Кассий. Они целенаправленно опустошали земли к востоку от Италии, чтобы легионам Августа и его коллег по триумвирату нечем было там кормиться. (Этот прием, кстати, был применен русским командованием в 1812 г.).

О том, насколько важным считал молодой принцепс отвоевывание Сицилии, свидетельствует такой факт. В поздние годы своего правления Август много внимания уделял тому, чтобы в империи не становилось слишком много вольноотпущенников, а если уж таковые появляются, то пусть, хотя бы, не становятся римскими гражданами. Об этом еще будет сказано ниже. Эту идею он, кстати, перенял у своих поверженных врагов республиканцев. Накануне же решающего морского сражения за Сицилию он не побоялся освободить 20 тысяч рабов на том условии, что сначала они отработают на военных гребных судах во время операции по уничтожению флота Помпея.

Борьба за снабжение Рима зерном продолжилась в Египте. Когда превратившийся из великого полководца в «обабившегося» восточного деспота Марк Антоний решил, что не произойдет ничего страшного, если каждый из троих соправителей возьмет себе по кусочку римских земель (себе в качестве личной вотчины он планировал оставить Египет), Август пошел на него бескомпромиссной войной. Молодой Цезарь видел в Египте исключительно житницу и сделал всё для того, чтобы эта страна не смогла быть ничем иным. Египет из полусамостоятельного царства был превращен в стандартную римскую провинцию. Силами своих легионов Август расчистил там заброшенные каналы, по которым вода подавалась из Нила к нивам, чтобы еще больше увеличить «выход» зерна.

Итак, битва за хлеб была выиграна. Но Августу эти запасы были нужны, конечно же, не для личного потребления. В его памяти был еще свеж пример Юлия Цезаря, достигшего величия щедрыми выплатами верным легионам и политическим сторонникам. Август понимал, что хлеб — лучшее, что люди того времени могли купить за деньги, которые им следовало заслужить своей преданностью.

Кстати, Август понимал, что деньги действительно должны быть заработаны, а не получены в силу знатности или каких-то былых заслуг. Так, он распустил любимый 10-й легион своего дяди, поскольку эти воины разленились и, как говорится, «слишком много о себе возомнили». Не побоялся он почистить и сенат, «дав­но уже раз­рос­ся и пре­вра­тил­ся в без­образ­ную и бес­по­рядоч­ную тол­пу», и всадничество, причем без репрессий, с выплатой компенсаций и даже сохранением части привилегий «уволенным» товарищам.

Всё это была присказка, элементов кейнсианства в экономической политике Августа мы пока не увидели. Рассказ о них еще только начинается.

Принципы экономической политики Августа мне видятся так: «Если хочешь управлять великой империей, которая станет сильнее всех соседей, нужно соблюдать следующие условия:

  • подвластная территория должна быть как можно плотнее заселена;
  • эта плотность не должна вести к гражданским конфликтам, а для этого нужно
  • чтобы население не испытывало голода и
  • чтобы население было занято (иначе быстро додумается до идеи свергнуть власть)».

Вот это — забота о занятости — уже чисто кейнсианский элемент, и Август неукоснительно претворял его в жизнь. Самым простым способом обеспечить занятость городского населения во все времена являлись великие стройки, и первый римский император затеял их немало. Позволю себе обширную цитату из Светония:

Вид сто­ли­цы еще не соот­вет­ст­во­вал вели­чию дер­жа­вы, Рим еще стра­дал от навод­не­ний и пожа­ров. Он так отстро­ил город, что по пра­ву гор­дил­ся тем, что при­нял Рим кир­пич­ным, а остав­ля­ет мра­мор­ным… Обще­ст­вен­ных зда­ний он выстро­ил очень мно­го; из них важ­ней­шие — форум с хра­мом Мар­са Мсти­те­ля, свя­ти­ли­ще Апол­ло­на на Пала­тине, храм Юпи­те­ра Гро­мо­верж­ца на Капи­то­лии. Форум он начал стро­ить, видя, что для толп наро­да и мно­же­ства судеб­ных дел уже недо­ста­точ­но двух пло­ща­дей… Неко­то­рые зда­ния он постро­ил от чужо­го име­ни, от лица сво­их вну­ков, жены и сест­ры… Да и дру­гим вид­ным граж­да­нам он настой­чи­во сове­то­вал укра­шать город по мере воз­мож­но­стей каж­до­го… И мно­го постро­ек было тогда воз­двиг­ну­то мно­ги­ми граж­да­на­ми: Мар­ци­ем Филип­пом — храм Гер­ку­ле­са Муса­ге­та, Луци­ем Кор­ни­фи­ци­ем — храм Диа­ны, Ази­ни­ем Пол­ли­о­ном — атрий Сво­бо­ды, Муна­ци­ем План­ком — храм Сатур­на, Кор­не­ли­ем Баль­бом — театр, Ста­ти­ли­ем Тав­ром — амфи­те­атр, а Мар­ком Агрип­пой — мно­гие дру­гие пре­вос­ход­ные построй­ки… Свя­щен­ные построй­ки, рух­нув­шие от вет­хо­сти или уни­что­жен­ные пожа­ра­ми, он вос­ста­но­вил и наравне с осталь­ны­ми укра­сил бога­ты­ми при­но­ше­ни­я­ми. Так, за один раз он при­нес в дар свя­ти­ли­щу Юпи­те­ра Капи­то­лий­ско­го шест­на­дцать тысяч фун­тов золота и на пять­де­сят мил­ли­о­нов сестер­ци­ев жем­чу­га и дра­го­цен­ных кам­ней. [Suet. 29, 30]

Август даже недостроенную гробницу Антония и Клеопатры приказал закончить, в общем, не упускал возможности воздвигнуть что-нибудь капитальное, совсем как Юрий Михайлович Лужков. Только московский мэр был ограничен рамками городского бюджета, а Август — так сказать, «федерального». Впрочем, было ли в древнем Риме понятие бюджета? До исследования этого вопроса я еще не добрался, но о том, что деньги нельзя бесконтрольно эмитировать, иначе они обесценятся, хорошо знали уже тогда. По крайней мере Август не «печатал» деньги в неприличных количествах. Механизмом, сдерживавшим инфляцию, было такое свойство денег, как редкость материала, из которого они сделаны. Например, известен случай, когда Август перелил в монету посвященные ему серебряные статуи, но такая возможность даже императору предоставлялась не часто.

Где же взять деньги, если их не получается вдоволь «напечатать»? Часть можно собрать в виде податей, а часть… конечно же, отобрать у богатых. Проскрипций и конфискаций Август произвел немало, особенно в первые годы своего правления.

Итак, есть деньги, есть для них обеспечение — зерно, в которое они рано или поздно конвертируются. Осталось лишь превратить эти два компонента в конечный продукт, ради которого нормальный император и живет: в персональное величие. Все эти построенные императором храмы, стадионы, форумы нужно наполнить благодарным народом, который вряд ли станет обожествлять государственного деятеля просто «за красивые глаза». Поэтому нужны денежные раздачи. Некоторые западные экономисты кейнсианского толка утверждают, что для оживления рынков деньги иногда неплохо было бы разбрасывать с вертолетов. Именно этим Август и занимался.

Щед­рость по отно­ше­нию ко всем сосло­ви­ям он при слу­чае выка­зы­вал не раз. Так, когда в алек­сан­дрий­ском три­ум­фе он при­вез в Рим цар­ские сокро­ви­ща, то пустил в обо­рот столь­ко моне­ты, что ссуд­ные про­цен­ты сра­зу пони­зи­лись, а цены на зем­лю воз­рос­ли; а впо­след­ст­вии, когда у него бывал избы­ток денег от кон­фис­ка­ций, он на вре­мя ссу­жал их без­воз­мезд­но тем, кто мог пред­ло­жить заклад на двой­ную сум­му. Сена­то­рам он повы­сил ценз с вось­ми до две­на­дца­ти сотен тысяч сестер­ци­ев, а у кого тако­го состо­я­ния не ока­за­лось, тем он сам его попол­нил. Наро­ду он то и дело разда­вал денеж­ные подар­ки, но не все­гда оди­на­ко­вые: то по четы­ре­ста, то по три­ста, а то и по две­сти пять­де­сят сестер­ци­ев на чело­ве­ка; при этом он не обхо­дил и мало­лет­них, хотя обыч­но маль­чи­ки допус­ка­лись к разда­чам лишь с один­на­дца­ти лет. При труд­но­стях со снаб­же­ни­ем он часто разда­вал граж­да­нам и хлеб по самой малой цене или даже даром, а денеж­ные выда­чи удва­и­вал. [Suet. 41]

Т.е. не упускал случая раздать как можно больше монет. Светоний подчеркивает, что это был не подкуп народа ради тщеславия, а именно меры по поддержанию денежного обращения. Если римляне начинали «борзеть», он умел дать отпор:

…когда горо­жане ста­ли жало­вать­ся на недо­ста­ток и доро­го­виз­ну вина, он унял их стро­ги­ми сло­ва­ми: «Мой зять Агрип­па доста­точ­но постро­ил водо­про­во­дов, чтобы никто не стра­дал от жаж­ды!». В дру­гой раз, когда народ стал тре­бо­вать обе­щан­ных подар­ков, он отве­тил, что уме­ет дер­жать свое сло­во; когда же тол­па ста­ла домо­гать­ся подар­ков не обе­щан­ных, он эдик­том выра­зил пори­ца­ние ее наг­ло­сти и бес­стыд­ству и объ­явил, что подар­ков не даст, хотя и соби­рал­ся. Такую же твер­дость и досто­ин­ство обна­ру­жил он, когда узнал, что после его обе­ща­ния раздать подар­ки мно­го рабов полу­чи­ло сво­бо­ду и было вне­се­но в спис­ки граж­дан: он заявил, что кому не было обе­ща­но, те ниче­го и не полу­чат, а осталь­ным дал мень­ше, чем обе­щал, чтобы общая сум­ма оста­лась преж­ней.

Чтобы как можно больше людей было охвачено денежным обращением (в экономике это и называется эффектом мультипликатора), Август создавал «новые рабочие места»:

…он учредил новые долж­но­сти: попе­че­ние об обще­ст­вен­ных построй­ках, о доро­гах, о водо­про­во­дах, о рус­ле Тиб­ра, о рас­пре­де­ле­нии хле­ба наро­ду, город­скую пре­фек­ту­ру, комис­сию три­ум­ви­ров для выбо­ра сена­то­ров и дру­гую такую же комис­сию — для про­вер­ки турм всад­ни­ков… Впер­вые после дол­го­го пере­ры­ва он назна­чил цен­зо­ров; чис­ло пре­то­ров он уве­ли­чил; он тре­бо­вал даже, чтобы ему поз­во­ле­но было и каж­дое свое кон­суль­ство иметь двух това­ри­щей вме­сто одно­го. [Suet. 37]

К концу жизни роль «отца отечества» стала Августа утомлять. Он стал склоняться к монетаризму, т.е. методам экономической автоматизации, сводящимся к простому принципу: «меньше народу — больше кислороду».

…рим­ское граж­дан­ство он жало­вал очень ску­по, а отпуск рабов на волю огра­ни­чил. Тибе­рий про­сил его о рим­ском граж­дан­стве для сво­его кли­ен­та-гре­ка — он напи­сал в ответ, что лишь тогда согла­сит­ся на это, когда тот сам убедит его в закон­но­сти сво­их при­тя­за­ний. Ливия про­си­ла за одно­го гал­ла из подат­но­го пле­ме­ни — он осво­бо­дил его от пода­ти, но отка­зал в граж­дан­стве, заявив, что ему лег­че пере­не­сти убы­ток для его каз­ны, чем уни­же­ние для чести рим­ских граж­дан. А для рабов он поста­вил мно­же­ство пре­пят­ст­вий на пути к сво­бо­де и еще боль­ше — на пути к пол­но­прав­ной сво­бо­де: он тща­тель­но пред­у­смот­рел и коли­че­ство, и поло­же­ние, и состо­я­ние отпус­кае­мых, и осо­бо поста­но­вил, чтобы раб, хоть раз побы­вав­ший в око­вах или под пыт­кой, уже не мог полу­чить граж­дан­ства ни при каком отпу­ще­нии.Одна­жды во вре­мя силь­но­го неуро­жая, от кото­ро­го труд­но было най­ти сред­ства, он высе­лил из Рима всех рабо­тор­гов­цев с их раба­ми и ланист с их гла­ди­а­то­ра­ми, всех ино­зем­цев, кро­ме вра­чей и учи­те­лей, и даже часть рабов… Когда же снаб­же­ние нала­ди­лось, он, по его соб­ст­вен­ным сло­вам, соби­рал­ся навсе­гда отме­нить хлеб­ные выда­чи. [Suet. 40–42]

Вот такова она, деятельность подлинного императора. Напряженная, требующая обширных знаний об управляемом обществе, сверхинтуиции и недюжинной работоспособности. Далеко не каждого римского императора античные хронисты называли божественным. Август удостоен этого звания первым (если не считать Юлия Цезаря, который формально не был императором). Конечно, этот труд опасен и утомителен, но именно поэтому общество и платит национальному лидеру такую высокую цену, а не за то, что «рыночек всё порешает».

Казалось бы, римлянам просто повезло с Августом. После него бывали на вершине власти и кровавые деспоты (Калигула, Нерон), и слабохарактерные вроде Клавдия. Но я далек от того, чтобы видеть в правлении Октавиана простую случайность. Им закончилась эпоха гражданских войн. Причина всех проскрипций, начиная с Мария, одна: бескормица. Устранить избыточное население, которое нет средств обеспечить хлебом, и посадить на голодный паек остальных, предварительно запугав — вот и вся экономика, нашедшая, кстати, свое продолжение в большевистской России XX века. Пример Августа показывает, что для успешного управления многочисленным и цивилизованным обществом нужна не только воля к власти, но и некоторая профессиональная пригодность, обусловленная происхождением, воспитанием, глубокими знаниями, опытом политической деятельности. Критерием успешности здесь является естественный рост численности населения и усложнение государственных институтов, повышение их эффективности. Пещерный же принцип «своим — всё, остальным — закон» подходит, разве что, для управления дворовой шпаной, да и то с некоторыми оговорками.

Ссылка на Medium

К оглавлению.